С 28 октября в
избранных кинотеатрах Киева, Харькова и Одессы покажут спектакль «Трамвай «Желание» с Джиллиан Андерсон. Дарья Дашлинг уже посмотрела и уверенно ставит 10 из 10.
Увядающая красавица Бланш Дюбуа, оставшись без работы и средств к существованию, приезжает к своей сестре Стелле в бедный район Нового Орлеана. Сестра же живет с мужем, энергичным и агрессивным работягой, который начианет подозревать не по деньгам нарядную Бланш в финансовых махинациях и аферах и копаться в её прошлом. Столкновение с новоприбывшей гостьей и их борьба за понимание и любовь Стеллы вырастают в удушающую войну в пределах одной квартиры и грозят все новыми и новыми жертвами.
Пьеса «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса уже давно стала классикой, а фильм с Вивьен Ли и Марлоном Брандо входит в обязательную программу для всех любителей кино. Но, к счастью, новые трактовки возникают постоянно, и иногда появляются такие, как эта.
Бьющиеся тарелки сыплют осколками, голоса ломаются и надрываются, актеры периодически сходят с движущегося постамента
Постановка Бенедикта Эндрюса в театре Young Vic красиво балансирует между экспериментом и классикой. Обновленная и дышащая, она как будто потеряна во времени и стоит одной ногой в современности с её пластиком, металлом и минималистичной мебелью, а другой — все там же, в середине двадцатого века, когда по радио Ксавье Кугат, а в воспоминаниях вторая мировая. Костюмы приведены в соответствие с XXI веком, но пролетарская майка Стэнли Ковальски, конечно же, неизменна, как и кружева Бланш. Музыка, начавшись с привычных уже для «Трамвая…» размеренных блюзовых ноток, вдруг вспыхивает оглушающими электрогитарами, разрывая одну сцену и загоняя нас в другую, а потом делает уж и вовсе замечательное движение и расцветает в кульминационные моменты PJ Harvey и Крисом Айзеком. Что самое главное — в этом нет никакого хаоса и аляповатости, тон держится идеально — нестареющие мелодии, нестареющие характеры, все они присутствуют во всех эпохах одновременно и осознанно перетекают из одной в другую.
Главным же стилистическим решением становится распределение пространства. Зрительские места расположены по кругу, а центральное место занимает динамическая сцена с выстроенным на ней скелетом квартиры Ковальски, медленно вращающаяся на протяжении всего спектакля. В отсутствии стен, всё, что разделяет героев — это имитирующая перегородку полупрозрачная ткань. Актеры переодеваются, переставляют мебель и мелкий реквизит, едят, разливают напитки разного уровня крепости, переходят из комнаты в комнату, живут домашней жизнью в середине зала, как в анатомическом театре, под микроскопом.
Пусть в этой квартире-аквариуме и нет стен, но в ней всегда душно. Приглушенный, почти подводный свет, то показывающий лица, то отправляющий их в глубокую тень, жаркий воздух Нового Орлеана, веера, вентиляторы, пропотевшие рубашки — всё это складывается в тягучий липкий кошмарный сон. Дискомфорт невольного наблюдателя дополняется головокружением неумолимого движения. Зритель не просто заглядывает внутрь, но и по мере поворота сцены получает все новые и новые точки обзора, воспринимая действие от лица всех персонажей по очереди. И не зря.
Перед нами редкий случай, когда все присутствующие прекрасны в равной степени. Актеры сменяют друг друга, но никакого дисбаланса сил не происходит. Здесь для каждого оставлено пространство и каждый умеет его заполнить.
Стелла Ковальски в исполнении Ванессы Кирби обретает почти непривычную для этой роли глубину. В ней нет банальности, она преданна, полна заботы и прощения. Её отчаянные попытки сохранить в доме покой, постоянные метания между сестрой и мужем приносят спектаклю энергии не меньше, чем драма главной героини. Она, как и Бланш, выстраивает фасад, за которым много невысказанного, она тоже играет по правилам, и так же к финалу спектакля срывается. Разница лишь в том, что Стелла, в отличие от сестры, может вернуться к прежней жизни. Вот только само возвращение в тень Стэнли Ковальски выглядит, пожалуй, ещё страшнее, чем любой срыв.
Для каждого оставлено пространство и каждый умеет его заполнить
В свою очередь, Бен Фостер в роли Стэнли — это не запомнившийся всем по фильму пышущий тестостероном Аполлон, а что-то новое, гораздо более бытовое и приземленное, но при этом крайне интересное и понятное в своей уязвимости. Насилие вырастает здесь в большей степени из страха потерять уважение и желания доказать свою силу, чем из самой силы. От этого ещё неуютнее становятся моменты, когда сцена поворачивается так, что мы видим происходящее от его лица. Вместе с ним мы выслушиваем разбирающий его по косточкам монолог Бланш и вынуждены сочувствовать и понимать персонажа, которому, как правило, сочувствовать не хочется.
Джиллиан Андерсон же в этом бою противоположностей представляет достойного противника. Это не воздушная отрешенная Бланш, а Бланш выживающая и кочующая, как бездомная, но породистая кошка. В ней столько же игривости, но игривости гораздо более решительной и устоявшейся. Во всем её поведении есть острая, почти военная тактика, даже когда в руке у неё постепенно пустеющий стакан виски. Ложь и фантазии о лучшей жизни остаются, в первую очередь, мощным защитным механизмом, за разрушением которого мы наблюдаем на протяжении спектакля.
Такое распределение сил между персонажами и актерами создает вместо личной трагедии Бланш гораздо большую картину. История становится насыщенней и богаче, вовлекает в себя всех присутствующих открытостью и отказом вставать на чью-то сторону в этой маленькой войне.
Не сопереживать здесь невозможно — постановка старается подобраться к зрителю как можно ближе, продемонстрировать как можно больше: бьющиеся тарелки сыплют осколками, голоса ломаются и надрываются, актеры периодически сходят с движущегося постамента. Спрятаться негде не только героям, спрятаться негде и наблюдателю, у которого нет шанса отвести глаза даже от чего-то пугающего или неприглядного.
Спектакль производит мощнейшее впечатление, его не просто смотришь и слушаешь — его ощущаешь кожей, так что больше трех часов проходит на одном дыхании. А потом из влажной духоты этой страшной квартиры выныриваешь за глотком свежего воздуха, зная, что где-то там, в Новом Орлеане, сцена, несмотря ни на что, неумолимо продолжает вращаться.
